Она сворачивает в арку, а я прохожу закрытый «Пингвин», пункт проката, аптеку, магазин «Подарки», Вечный огонь на Советской площади, и – вниз по ступенькам, чтобы сесть у Быховского базара на «двойку».

Интересно, есть у нее пацан или нет? Может, и есть, но какой-нибудь лох вроде Антонова – у такого и отбить можно.

Подъезжает троллейбус, я захожу в заднюю. Там стоит Куля. Здороваемся. Он спрашивает:

– Соткудова ты?

– Так, в город ездил.  – Я не говорю про курсы пацанам, кроме Батона, Йогана и Крюка.

– Не пизди, что просто так, – видно, бабу снять хотел. В кино, наверно, сходил, погулял, поцеплял баб. Или уже на стрелу? А я тут одну снял недавно, с девяносто восьмой хабзы. Нормальная баба: и на морду, и на фигуру ничего. Щас вот съездил – две палки поставил. Но больше не поеду, ну ее на хуй,  – еще привяжется, что мне с ней тогда делать?

Куля ржет, и я с ним за компанию. Наржавшись, он спрашивает:

– Что там с Крюком? Пацаны говорили – завтра суд, да?

– Ага, завтра.

– А что там точно было? Ты ж его, типа, корефан,  – расскажи, а то один одно говорит, другой – другое, хуй просцышь.

– Короче, ехал он вечером один в тралике, бухой, и доколупался до мужика с бабой. Или они до него – сам он говорит, что они первые на него залупнулись, но ты ж его знаешь. Ну, он и начал пиздить мужика – по печени ему насовал, нос сломал, а баба выскочила на остановке – и в опорный. Менты Крюка и повязали, а мужик с бабой накатали заяву.

– Ну, Крюк, конечно, дурак. Детство еще в жопе играет. А что его матка? Что-нибудь делала?

– Ничего. Они с Крюком думали – мужик с бабой заяву заберут, сосцут на пацана со своего района рыпаться. А они вообще не с Рабочего, а со Шмидта. Если б Крюка мамаша пошла понормальному, коньяка пару пузырей поставила, еще что-нибудь, они б заяву и забрали. Зачем им это надо – по судам тягаться?

– И что теперь?

– Говорят, два года светит.

– Не, меньше. Он должен по малолетке пойти.

– Ни хуя подобного. Ему в том месяце восемнадцать было – мы еще бухали. Крюк в первом классе два года сидел.

– А-а-а. Ну тогда все, жопа Крюку, два года без баб и без водяры – это охуеть надо, да?

– Ага. Ты где выходишь?

– На Моторном.

– Ладно, я до Рабочего. Давай.

– Давай.

Родоков дома нет. Говорили, что пойдут в гости-и хорошо. Включаю магнитофон – родоки мне купили «Электронику-302», типа, ко дню рождения, хоть до дня рождения еще две недели. Кассет у меня пока почти нет, записал только в ларьке звукозаписи около ГУМа два альбома «Кино»: первый и второй. Кассеты – дефицит, так я, чтоб не брать у Белого «ТэДэКа» по пятнадцать, когда госцена восемь, отдал в запись те, которые продавались с магнитофоном. На них было какое-то говно записано.

Врубаю магнитофон на всю громкость, чтоб было слышно из кухни, и иду жрать. Хоть он у меня всего неделю, соседи уже ныли мамаше, что громко. Я мамаше сказал, что буду слушать тише, и при родоках особо громко не включаю, зато, когда один – громкость до конца.

В холодильнике, в большой зеленой кастрюле – борщ. Мамаша в ней все время варит борщ, сколько себя помню. Снимаю крышку – в нем плавают капли застывшего жира. Зажигаю газ, наливаю борща в железную миску, ставлю на газ. В кастрюле почти ничего не осталось, только торчит в капусте большая картошина. Ненавижу картошку в борще, но мамаша говорит, что без нее он будет кислый.

• » Зажимаю первую железяку в тиски, смотрю на часы: без…
• » – Ну, на сегодня можем закончить, если у вас нет вопросов.…
• » Батька с мамашей грызутся на кухне. – Ну сколько можно…
• » – Ребята, сейчас все идем в кассу Эрмитажа, встаем…
• » – Ну, с Карлой и с публичным домом? – Публичный дом закрылся.…
• » – Когда свадьба? – В апреле. – Ты хоть пригласишь нас? – Ясный…